ОЗЕРСК - один из десяти закрытых городов атомной отрасли - получил путевку в жизнь в 1945 г., когда начал строиться первый промышленный реактор, то есть первый крупный реактор для производства плутония. Реакторную площадку сначала называли плутониевым комбинатом (затем комбинатом "Маяк"), а кодовым названием у нее было Челябинск-40 (сейчас Челябинск-65). Именно здесь разрабатывалась технология получения плутония, без которого невозможно было сделать атомную бомбу. Реактор был запущен 19 июня 1948 г. Именно этот день и считается днем рождения "Маяка", а значит, и днем рождения ядерной индустрии нашей страны. В 2008 году комбинат отметил свой 60-летний юбилей.

И люди здесь, кажется, особенные - открыты, искренни, не таят в душе лицемерия или коварства.
Лия Павловна Сохина - одна из ветеранов ПО "Маяк", тех первопроходцев, которые в невероятно трудных условиях послевоенных лет создавали нашу атомную промышленность. Окончив Воронежский университет в 1948 г., Лия Сохина вместе с несколькими другими выпускницами химического факультета была направлена на так называемую Базу-10, как вначале назывался Челябинск-40. Но, прежде всего их послали в Москву на стажировку в НИИ-9, где Лия вместе со своей подружкой Лидой Быковой попала в радиохимическую лабораторию, которую возглавлял академик Илья Черняев. После прохождения учебы девушек направили уже на Базу-10, чего они ждали с нетерпением.



ПЕРВЫЕ ШАГИ
"Наконец 17 марта 1949 года мы попали на завод, - вспоминает Лия Павловна, - и каково же было наше удивление, когда вместо завода мы увидели перед собой самую настоящию стройку! Завод тогда только еще начинал строиться. Мы работали в обычных комнатах, без всякой защиты, были только деревянные вытяжные шкафы. На первых операциях для разлива радиоактивных растворов использовалась простая химическая посуда: стеклянные стаканы, колбы, зато на последующих операциях все сосуды были из золота и платины, чтобы исключить возможность коррозии и малейшего присутствия примесей".
Девушек учили тщательно проводить эксперименты, бороться с малейшими потерями плутония при его очистке. Этот период работы химического отделения Илья Ильич Черняев назвал "стаканным периодом". И руководители работ, и простые исполнители, пренебрегая своей безопасностью, стремились воплотить в минимальные сроки свои идеи и стремления. Самым важным для них было слово "надо" - надо создать ядерный щит Советского Союза, который мог бы стать гарантом мира на всей Земле. Время было послевоенным, мужчин практически не было.
Лида Быкова, Генриэтта Казьмина, Лия Сохина, Фаина Колотинская - те, чьими руками был получен первый плутоний в 1948 году.



Вернёмся в начало и посмотрим что было:
В декабре 1948 года первая партия облучённого в реакторе урана поступила на радиохимический завод для выделения плутония, и на объекте «Б» началась своя череда аварий. Технологическая система этого производства была такова, что частые разливы радиоактивного раствора оператором установок (а это были, в основном, молодые женщины) приходилось ликвидировать вручную, с помощью тряпки и ведра. Делалось это зачастую голыми руками, поскольку перчаток на всех не хватало. Главный инженер завода «Б» М. В. Гладышев писал в своих воспоминаниях: «Во время пуска радиохимического завода люди работали с радиоактивностью в своей повседневной одежде, лишь иногда надевая халаты и резиновою обувь. Дозиметрический контроль практически не осуществлялся, радиоактивная грязь разносилась по городу и жилым домам».
Работа в таком аварийном режиме привела к тому, что около двух тысяч работников комбината стали «носителями плутония», т.е. имели в своём организме превышение допустимого его содержания. Однако в это число не включены так называемые «солдаты – десорбщики» - военнослужащие, участвовавшие в ликвидации аварийных ситуаций вместо персонала.
Вот что пишет о них в своей статье «Северное сияние над Кыштымом» бывший работник комбината Анатолий Никифоров: «Призванные в армию из азиатских республик Союза, едва понимающих по-русски, они, в прямом смысле, закрывали нас своими телами. Сохранили здоровье и жизнь сотням специалистов, занятым в производстве плутония. Для них не было понятия «рабочий день» и «смена». Их работа – «допуск». Они тряпкой и ведром убирали разливы высокорадиоактивных растворов, отмывали до допустимых пределов поверхности оборудования. Время их допуска – 10, 15, 20 минут из расчёта 5 рентген в заход и 45 рентген за три месяца работы. Через три месяца их сменяли «свежие» бригады. Земной поклон им и вечная наша благодарность!».
Другая работница радиохимического производства, Ирина Размахова, вспоминает: «Ещё был такой случай, говорящий о неучтённых дозах, получаемых солдатами. За ночь нам было необходимо выполнить работу. Для неё исполнения дали солдат. Они сделали часть работы, потом дозиметрист говорит – все бойцы получили допустимую по существующим нормам дозу. И я остановила работу. Утром начальник был недоволен, что работа не доделана и объяснил мне, что работа недоделана и объяснил мне, что эти допустимые дозы определены для нас – персонала комбината. А солдатам можно больше – они ведь уедут с комбината».
Поэтому неудивительно, что первые случаи острой лучевой болезни в СССР были выявлены врачами, организованного в 1947 году на «Маяке» медико-санитарного отделения, именно у молодых солдат. Причина получения двумя военнослужащими, нёсшими службу по охране предприятия, высокой дозы облучения так и осталась тогда для врачей неизвестной. По всей видимости, они были одними из тех, кому доводилось выполнять радиационно-опасные работы вместо персонала, чтобы сохранять его рабочий потенциал.





Но в 1957 году случилось непоправимое...
АВАРИЯ НА ХИМКОМБИНАТЕ “МАЯК”, взрыв емкости-хранилища (банки № 14 комплекса С-3), в которой находилось около 80 т высокорадиоактивных отходов, 29 сентября 1957 в 16 ч 20 мин по местному времени. Авария по международной шкале классифицируется как “глобальная”, “тяжелая” и относится к 6-му уровню (Чернобыльская авария соответствует самому высокому уровню – 7-му), занесена в Книгу рекордов Гиннесса в 1987. Из хранившихся в емкости радиоактивных отходов на 20 млн Ки (кюри) взрывом была поднята в воздух масса с суммарной радиоактивностью 2 млн (10 %) на высоту до 1 км, а оставшаяся часть отходов была разбросана по промплощадке (территорий химкомбината “Маяк”). Облако, состоявшее из радиоактивной пыли и капель раствора, покрыло много промышленных объектов ядерного комплекса – реакторные заряды, строящийся радиохимического завода, пожарную часть, военные городки и др. Подхвачена сильным юго-западным ветром, оно разнеслось по площади более 20 тыс. км2 Челябинской, Свердловской и Тюменской областей. Радиоактивное облако достигло района Тюмени через 6–8 ч после аварии. Полностью процесс формирования радиоактивного следа (без учета последующей миграции) закончился в течение 11 ч после взрыва. Территория подвергшаяся радиационному загрязнению в результате аварии, позднее получила назв. “Восточно-Уральский радиоактивный след (ВУРС)”. В 1957 в зоне следа проживали 270 тыс. чел., из которых 10 тыс. оказались на территории, где плотность радиоактивного загрязнения достигала 2 Ки/км2, и 2100 чел. – на территории с плотностью загрязнения св. 100 Ки/км2 (2 последние группы проживали в Чел. обл.). Общая протяженность ВУРС составляла 105– 110 км в дл. при ширине 5–6 км. Радиоактивные вещества, рассеянные при взрыве, на территории следа характеризовались преимущественно содержанием короткоживущих радионуклидов (церий-95, ниобий-95 и др.). Однако основную радиационную опасность после аварии представлял долгоживущий стронций-90 (2,7 % от суммарной активности) в сочетании с йодом-90. Выпавшие радиоактивные вещества первоначально не закрепились в окружающей среде, их присутствие обнаружилось во всех без исключения объектах, включая живые организмы и продукты. Проникновение радиоактивности в объекты окружающей среды усиливалось ветровой миграцией радиоактивных веществ и деятельностью человека. Под влиянием западных ветров в октябре 1957 интенсивность радиоактивных выпадений возросла в сравнении с периодом до аварии более чем в 30 раз, в т. ч. в Челябинске-40 в 25 раз. На расстоянии около 40 км к Ю.-В. от места взрыва выпадения радиоактивных осадков превысили норму в 60 раз (окт. 1957). Даже на расстоянии 100 км на С. (в районе Свердловска) они выросли в 2,5 раза. Интенсивность ветровой миграции радионуклидов уменьшилась через 10–15 суток, в основном под действием осенних дождей и опадения загрязнения листвы с деревьев. В результате аварии не было зарегистрировано ни одного случая гибели людей. Радиационному облучению подверглись 1007 военнослужащих внутренних войск, из них 63 получили облучение от 10 до 50 Р (рентген). Все они были подвергнуты спец. мед. наблюдению, 12 госпитализированы. Последствия аварии оказались тяжелыми для жит. близлежащих насел. пунктов, оказавшихся в зоне ВУРС. Так, мощность дозы в дер. Бердяниш, удал. от эпицентра взрыва на 12,5 км, составляла около 400 мкР/с, а в Салтыково (18 км) – 300, в Галикаево (23 км) – 170, в Юго-Конево (55 км) – 6 мкР/с при норме 10–18 мкР/ч. После аварийными действиями на химкомбинате “Маяк” руководила комиссия министерства машиностроения во главе с мин. Е. П. Славским (зам. мин. А. Н. Комаровский, А. И. Бурназян, акад. А. П. Александров, И. К. Кикоин, зам представителя Челябинского облисполкома Е. В. Мамонтов и др.). Состав комиссии, ее действия свидетельствуют о том, что аварии в то время придавали чисто ведомств, закрытый характер. В приказе по Минсредмашу отмечалось, что основной причиной аварии стало недостаточное охлаждение емкости с радиоактивными отходами, которое привело к повышению температуры до + 330°С и созданию условий для взрыва смеси нитратных и ацетатных солей. Ликвидация последствий аварии потребовала концентрации усилий большого количества людей, специалистов разного профиля. Только на площадке химкомбината ежедневно в после аварийных работах было занято более 10 тыс. чел. Долгоживущие изотопы стронция-90 и йода-90, ставшие основными химическими элементами радиоактивного загрязнения в ВУРС, на долгие годы определили радиационную опасность для населения, проживающего как непосредственно на территории следа заражения, так и в близлежащих населённых пунктах. Опасность состояла и во внешнем радиоактивном облучении, и в поступлении радионуклидов с пищей. Учитывая все это, специалисты разработали меры радиационной защиты населения, которые подразделялись на экстренные, проводимые непосредственно после образования ВУРС, и плановые. Одной из действие мер стала эвакуация населения. Было эвакуировано 10730 человек из 24 населённых пунктов Челябинской и Свердловской областей. На переселение, различные компенсации и льготы потребовалось более 200 млн руб. (в ценах 1957). Был установлен контроль за уровнями радиоактивного загрязнения сельхозпродукции и продовольствия. Из хозяйственного использования вывели 59 тыс. га земли в Челябинской и Свердловской обл. (сельхозугодия составляли 55 %). На загрязнённых радионуклидами территориях ВУРС была образована санитарно-охранная зона, где запрещались сенокошение и выпас скота, сбор ягод и грибов, заготовка дров и пр. Комплексные меры по ликвидации последствий аварии способствовали тому, что среди облучения ликвидаторов и местных жителей не было зарегистрировано ни одного случая лучевой болезни. Благодаря реабилитационным мероприятием и радиоактивному распаду плотность загрязнения по смеси радионуклидов уменьшилась в зоне ВУРС за последние 40 лет более чем в 30 раз (по стронцию в 2 раза). Авария показала, что для обеспечения радиационной безопасности на ядерных объектах необходимы не только надежные оборудование и технологии, но и высокий уровень производственной культуры, профессионализм работников.






Стотрите далее...